Если в музыканте зажигается искра духовности во время игры, он становится по-настоящему красив — другого слова не подобрать. Это самые драгоценные минуты в музыкальном исполнительстве, ради них одних и стоит заниматься нашей профессией, со всеми ее тяготами, горестями и радостями.
Д. Шафран: …Вы говорите об артистических индивидуальностях из числа молодежи? Мое отношение к ним, разумеется, самое прекрасное. Тем обиднее видеть, как порой блекнут, стираются эти индивидуальности. Ныне, увы, такое не редкость.

Г. Цыпин: Ныне? Мне показалось, Вы поставили акцент на этом слове?..
Д. Шафран: Вы не ослышались. Присмотритесь к процессу учебы сегодняшней творческой молодежи. В распоряжении, скажем, начинающего музыканта — и грамзапись, и магнитофон, и радиотрансляции, и телевидение, и иные дары технического прогресса.

К услугам молодого живописца- всевозможные наборы прекрасных репродукций, позволяющие в любую минуту совершить экскурс в эпоху раннего Возрождения или в мир Матисса, Пикассо; словом, куда заблагорассудится. Дебютирующий актёр с помощью экрана может до тонкостей изучить манеру игры своих знаменитых современников и предшественников. Какое изобилие источников творческой информации! А будущее сулит все новые.

Прибавьте к этому международные конкурсы, фестивали, художественные смотры и проч., с их интенсивным профессиональным взаимообменом.
Г. Цыпин: Мне казалось, разговор у нас зашел о стирании творческих индивидуальностей…

В то же время, спросите меня: хотел бы я отказаться от этой «привилегии»? — и я со всей определенностью скажу Вам: нет. И скажу, поверьте, без тени наигрыша или бравады.
Г. Цыпин: Я понял, Даниил Борисович, Вашу основную мысль. Колебания, сомнения, душевные конфликты, состояния психологического дискомфорта — все это нужно. Нужно для людей Вашей профессии как перестраховка от внутренней успокоенности, излишней уверенности в себе.

И все же… Разве гак уж плохо для человека, который выходит на сцену, чувствовать внутреннее спокойствие и непоколебимую уверенность в себе?
Д. Шафран: Казалось бы, действительно неплохо. Совсем наоборот. Но вот что интересно. Я заметил -как только в моей творческой работе наступали периоды, свободные от внутренних коллизий, болезненных терзаний и т. п., как только на меня нисходили спокойствие и этакая душевная благодать, сразу же исчезало что-то очень сокровенное, одухотворенное, трепетное во взаимоотношениях с музыкой…
Не знаю, может быть это сугубо индивидуально? Только у меня? И все-таки согласитесь: от спокойствия — шаг до самоуспокоенности. А где она, эта грань? Всегда ли ее точно определишь?
Г, Цыпин: А отчего у Вас, как концертанта, зависит градус нервного напряжения, от каких внешних факторов, -Вы не пробовали анализировать?

Д. Шафран: Думал на эту тему, и не раз. Меньше волнуешься, когда концертируешь много и регулярно, когда одно выступление следует за другим в рамках , большого турне. Г. Цыпин: То есть, когда встречи с публикой становятся более или менее привычными, не так ли? Привычное ведь не слишком волнует.
Д. Шафран: Вот, вот. И напротив, любой продолжительный перерыв в исполнительской практике резко обостряет сценические переживания. Чувствуешь себя словно бы дебютантом.

Д. Шафран: Возможно, что стиль моей работы, методы ее, и определяются какими-то индивидуальными особенностями моего характера. Скорее всего — так. Да и как же иначе? Но, думаю, имеет значение и еще одно: моя постоянная привычка (внутренняя установка, принцип,- называйте как хотите) все проверять и перепроверять. К этому меня приучили и мой отец, и мой педагог, А. Я. Штример. Никогда я не испытывал особого доверия к первому, что приходило мне в голову или рождалось под пальцами. При таком отношении к делу легко не бывает. Г. Цыпин: Простите, Даниил Борисович, но ведь первое, что «приходит в голову»,- может быть — как знать — и удачным. Почему бы неожиданно вспыхнувшей идее не оказаться правильной? Случайной и легкой творческой находке — счастливой?

Д. Шафран: Действительно, почему бы и нет? Но ведь я говорю о другом. Я — против того, когда безоглядно и легковерно полагаются на то, что порой внезапно осеняет художника. И — в первом приближении — кажется столь удачным. Ибо удача-то, при ближайшем рассмотрении, может оказаться обманчивой, иллюзорной, поверхностной. Вы нашли, предположим, вполне приемлемую, даже эффектную трактовку музыкального произведения, а она, если приглядеться, уже многократно бывала в употреблении…

Кстати сказать, некоторые музыканты гордятся, что за короткие сроки выучивают на память длинные и сложные произведения. Да, выучивают. Ну и что? По-моему, это свидетельствует лишь о хорошей профессиональной памятливости, технической натренированности, прочности нервной системы — и только.
Г. Цыпин: И только, говорите Вы… Разве этого мало? Д. Шафран: В каком-то смысле мало. Дело в том, что по-настоящему значительная исполнительская концепция — дабы она сложилась, откристаллизовалась,- требует времени. И недостача его не компенсируется ничем: ни цепкой памятью, ни профессиональным опытом. Г. Цыпин: Но ведь бывают же в жизни артиста экстремальные ситуации…

Д. Шафран: Да. что-то в этом роде. Г. Цыпин: Вы только что говорили, Даниил Борисович, о своей склонности все проверять и перепроверять. И когда же Вы ощутили ее в себе со всей ясностью? Д. Шафран: Когда рядом со мной не оказалось наставников и учителей. Когда я стал работать сам — и отвечать за все тоже сам. Больше ответственность сильнее тяга все перепроверить. Вполне естественно, не правда ли?
Г. Цыпин: Перед Вами, Геннадий Николаевич, дирижером с многолетним стажем, прошло немало творческой молодежи. Вы были очевидцем многих артистических судеб. Наверняка это наводило Вас, время от времени, на какие-то раздумья, умозаключения…

Г. Рождественский: Молодым музыкантам на первых порах чаще всего приходится трудновато. Однако я лично считаю это совершенно естественным. Нет никаких оснований бояться начинать с малого. Полагаю, я имею право так говорить, поскольку моя дирижерская практика началась с того, что я около года руководил сценно-духовым оркестром в ГАБТе- пока мне не доверили место ассистента при Ю. Ф. Файере. И когда я встречаю сегодня молодых дирижеров, которые, не успев толком войти в профессию, уже ищут, добиваются, требуют для себя места главного в каком-нибудь коллективе,- мне, знаете ли, довольно трудно их понять. Что это за снедающая душу боязнь: задержаться, опоздать, не поспеть, упустить. И это -лет в двадцать с небольшим…

Словом, в какие-то периоды жизни творческого человека скромное положение в профессиональной иерархии более чем закономерно. Имею в виду, понятно, пору молодости.
И еще. Я никогда не перестаю верить, что если человек талантлив, если ему суждено от природы стать кем-то, он скажет в конце концов свое слово. Может быть, несколько иначе, чем ему самому думалось, и не совсем в той области, в которой ожидалось, но обязательно скажет, проявит себя.