Влечение к сцене не уходит. Нет, нет, никоим образом. Только вызывается оно теперь причинами иного свойства. Художнику необходимо общение с людьми, чтобы раскрыть им то, что сам он познал в музыке: передумал, перечувствовал, выстрадал. Ради этого и хочется быть на эстраде — отдать, поделиться, высказаться. В сравнении с прежними мотивами это уже совсем иное… Г. Цыпин: Действительно, иное. Любопытно, отражается ли это каким-то образом на сценическом состоянии артиста, его внутреннем самочувствии?

Д. Китаенко: Если Вы имеете в виду эстрадное волнение, то оно становится большим. Меняется и природа его, и накал. Зрелого артиста можно сравнить, как мне кажется, со спелым плодом: все ждут от него только наилучшего вкуса. Это юному, «зеленому» дарованию могут простить какую-то «кислинку»; тому, кто постарше, уже нет. Опытный мастер знает, что фактически он лишен права на творческую неудачу; чем известнее он становится, тем выше его профессиональное реноме — тем острее, болезненнее он это сознает. Вот тогда-то и приходит волнение, о котором в молодости не имеют даже представления.

Все реже выпадают минуты, когда бываешь более или менее доволен собой после концерта. В начале сценической карьеры таких счастливых мгновений куда больше. Мне кажется, серьезный. Требовательный исполнитель знает самое большее два-три настоящих праздника в году. И это не новогодние торжества или собственный день рождения,- это редчайшие минуты, когда артист может сказать, что доволен концертным выступлением, состоявшимся накануне…